Семь часов до нашей эры.
Тебя уже нет. Остался я. И я иду, слегка святой и навек печальный. Несколько дней и скоро будет море. Я стараюсь сочетать ритм моих движений с мерным рокотом прибоя, таким, каким он был раньше - нервным и прохладным. Жарко.
Ещё всё время борюсь с желанием оглянуться. Костёр ещё не потух. Впрочем, ты уже далеко. А может - рядом, но только моё истерзанное сердце не чувствует Тебя. Лишь боль от одиночества.
Я иду посмотреть на Человека. Ещё одного из Вышних. Может, я его убью. Впрочем, они очень редко доживают до естественных сроков. Почему-то я так никого из них не убил. Иногда не успевал, иногда рука не поднималась. У Выси рук нет, но она всегда убивает их. Только не так, как если бы это делал я. Не в тиши, но на площадях и холмах, с возможно большими толпами. Твоя истина, Высь, в страдании. Все должны страдать. Веками, из жизни в жизнь. Пока мера страданий не захлёстнёт Небо и оно не упадёт на землю, как это было в Атлантиде. Уж я-то помню, на мою область тогда так и не упал ни один камень. Пришла вода. Надо будет как-нибудь сплавать в те края и снова научить их всему.
Вифлеем. И звезда над ним. Что ж, всё сходится. Интересно, похожа ли она на Неё? У меня личная вражда с Богом - я не даю людям страдать, а он не даёт мне жить с Тобой. Стало быть - я тоже страдаю. Тонкая и древняя месть. И расчётливая - ведь я так и не убил ни одного из Вестников - потому что их матери так походили на Неё. И Весть приходила в мир, отравляя его страданием, и толпа внимала предсмертной тоске Посланников.
Вечер. Я не ел уже три дня - всё сидел рядом с тобой и бессильно чувствовал как жизнь уходит из Твоих глаз. Я вижу звезду. Значит это произойдёт немного в стороне от города. Осталось семь часов до его рождения. Я должен успеть.
Какие-то скалы и какие-то тёмные люди возле них. Опять небесные рабы убивают таких же как они. Э, нет, похоже разбойники с гор напали на караван. И в караване есть девушка. Уже не девушка, судя по мрачной кучке, шевелящейся возле одного из ослов. Ненавижу, когда насилуют девушек - так поступают те, кто не достоин любви. Я вот бывает тысячелетиями даже не могу Её поцеловать, но и то с остальными женщинами мира, как бы они ни были красивы, холоден и горд. Это тоже устроено Небом. Потом насиловать будут мужчин, а женщины станут недоступными и сильными. И опять будет страдание.
Я подошёл и стал убивать. Люди умирают легко, достаточно лишь взглянуть на них. Бедная девчушка поплатилась за извечную страсть людей к путешествиям - они ищут место, где их не будет доставать небо со своим всеочищающим страданием (с экспрессией на шипящих звуках). Помог выбраться из под трупов. Растрепанная, юная и красивая. Похоже арийка. Мертвецы открыли врата меж её ног и похоже успели...
А она была девственницей. Жаль. Пытается собрать остатки разорванной (во всех смыслах) гордости и одежды. Дрожит и похоже боится. Надо дать понять ей, что женщина тоже хорошо. Вечер тёплый и вокруг никого. Семь часов до новой эры. Я понял, что опять не успел.
Обнял её и поцеловал. Ничего не поняла. Начал снимать то, что осталось. Сопротивляться не стала. Она так ничего и не поняла. Уложил прямо на песок. Раздвинул ей ноги и стал слизывать кровь. Задрожала снова, теперь уже от стыда. Но ей становится приятно. Глажу её живот, бёдра, груди. Всё очень стройное и нежное. Впрочем, что это я. Отпустил. Одел, теперь уже сам. Извиняться не стал, не хочу.