Endless World War...
Chapter
1
Не
помню, когда умер. Помню, что бежали по
склону, раззявив рты в беззвучном крике (стреляли
всё равно громче). Бежали вдохновенно –
братва валилась по человеку на метр.
Высотка, Господи, - метров триста, не больше,
уклон тоже не гималайский, словом – лезь, да
перекуры вовремя устраивай. На тренировках,
помнится, за 20-25 минут заползали, с полной
выкладкой. А здесь всю малину портили сотня-две
натовцев. Можно подумать, что Командиры у
нас забыли в какое время живут, им тут не
двадцатый век, когда народу куда как больше
было. Теперь, если сотню положат за полдня
на полковом участке - всё,
хана, полковнику – он на следующий день под
прицелом и сзади, и спереди первый из окопа
полезет. Я это к чему – к тому, что плакать
ведь надо – резервов меньше нуля, а мы тут
торчим всей бригадой уже неделю и докончить
никак эту соплю не можем. Думаете – лень? Не,
каждый божий день – «калаш» в руки и вперёд,
разведка боем, мать их. Из-за какого-то куска
старой лавы Верден устраиваем…
В
общем, докладываю – бригада прибыла на
место назначения для проведения операции
усиления 10 августа 20** года в полном составе
(ударный вариант, 18567 человек и всё такое,
даже орудия какие-то были и вертолет),
заменив в ходе развёртывания остатки
какого-батальона (потом лейтенант наш
сказал, что это вообще-то не батальон был, а
дивизия, и что валандались они здесь на
голодном пайке целый месяц, дошли кое-где до
«вершины», но буквально за три дня до нас
натовцы нагнали кораблей прикрытия,
авиацию и… В итоге, вместо нескольких
десятков вконец ополоумевших от Этой
Страны негров, нашли братки там свежий
горный батальон (то ли со Скалистых гор, то
ли с Тироля) с полной горушкой патронов. Со
зла, конечно, полезли и на тех (это когда
после ада кромешного из-под камней
откопались), да не тут-то было – самих-то не
густо оставалось, а после пулемётов и того
меньше). В общем, им оставался невеликий
выбор – либо закапываться под камни там,
где кто остался, либо драпать вниз, пока
натовцы не сообразят проверить, сколько
всего «рашенов» было на самом-то деле.
Решились
на компромисс – все сбредаются на один
участок, удобный для наблюдения и обороны,
так чтобы получилось нечто вроде /\, где
верхний угол – это самая верхняя позиция, а
боковые стороны – фланги, спускающиеся до
основания сопки. Если непонятно объяснил –
не взыщите, в академии Генштаба как-то не
привелось…
Фронт
мы заняли не ахти какой – километров пять в
ширину, а в глубину… там полуостров какой-то
и всё, Океан и Мир Господень в придачу.
Ну
и началось крошево-мессиво. Вертолет
долбанулся в первый же день, артиллерию
подавили на третий (и правильно, полярный
день, всё видать, выбора никакого – или не
стрелять, или стрелять, но тогда сразу
засекают - сопок с нашей-то стороны нет, лишь
пологая возвышенность, уходящая к
горизонту). Через неделю от нашей бригады уже
только тысчонок девять осталось, зато и
натовцев мы к ногтю прижали, обложили на
западном пятачке как галлы Капитолий. Если
вы выразите удивление по поводу потерь, то
вам всё станет ясно, когда вы увидите тех,
кто был в бригаде (парни лет 16-18-ти,
призванные в ходе Добора), и то, чем воевали
– с расконсервированных складов ещё
Советской армии. На седьмой день пришло
известие, что наши сдали Казань, а индийцы –
Дели и Калькутту, зато началась крутая буча
на Аляске: японцы на Алеутах окапываются, а
наши вместе с китаёзами на Анкоридж сквозь
леса да горы прут. Тут уж Им стало не до жиру,
быть бы живу. А лейтенант, ротный уже – по
совместительству, сказал, что уж наши-то «альпинисты
из Диснейленда» теперь никаких резервов не
дождутся (правда и у нас та же ситуация:
Мурманск – груда развалин, Петрозаводск
давненько тыл глубокий, натовский,
естественно, надводная часть Северного
флота давно подводной стала). Питер,
как водится, в осаде.
И
настал седьмой день - выпить охота, жрать
хоца, а натовцы как засели на сопушке, так и
сидят. Пришёл наш «оберст» из штаба (как-нибудь
я об этом крысёныше ещё расскажу) и
обрадовал – доверена, мол, нам высокая
честь – быть на острие последнего удара (всего-то
ничего – рвануть метров двести (вверх) до
Пятачка, а там уже «по ситуации»). Ну а мы что
– «служу России» и всё такое. Нахлобучили
каски на мысли и пошли… Шли, как я уже
сказал, вдохновенно, лейтенанта почти сразу
срубило (а ведь генералом бы к тридцати стал,
ей-богу), братишек вовсю косило. И вообще –
ситуация абсурдная: на дворе столь жданный
во все времена двадцать первый век,
орбитальный город строится, а мы… в 1914-й
решили поиграть. Это я к тому, что без
средств подавления война другой не бывает
– коли враг закопался, времени нет, а надо…
то остаётся одно – берёшь в руки всё что
стреляет или режет и пыхтишь, пока не
ухлопают, или пока не добежишь.
Прикол-то
в том, что бежал я, бежал… и не понял даже
сразу, чего это, где это я… это потом мне
объяснили, что к чему. А тогда были только страх и
любопытство, примерно так же чувствуешь
себя, когда малознакомая соблазнительная
девушка предстаёт перед тобой, имея из
одежды только лишь свои волосы и небрежно
наброшенную простынь.
Сначала
я просто не осознал – только что я заменял
на ходу магазин, краем глаза успевая
увидеть, как взлетает на воздух бежавший
рядом паренёк (в свои 20 я мог это сказать),
как вдруг…
Какой-то
городок, словно из классического
макаронного вестерна, жара, словно в
Сахарской экспедиции, и… никого. Двери
повсюду заперты, окна закрыты. Город словно
был мёртв, но в то же время казался
молчаливо ожидающим. Кого, или Чего?. Вторым впечатлением стало ощущение, что я целенаправленно куда-то иду,
минуя одни повороты, и следуя другими.
Совершенно автономно, как будто
мыслительные процессы - на этой полке, а
ноги и прочее - на другой. Внезапно я остановился перед каким-то
домишкой, совершенно таким же, как и
остальные. Правда дверь была открыта.
Я
ступил на порог. И застыл,
словно залитый быстротвердеющим бетоном.
Потому что передо мной стояла Она. Та самая,
словно вышедшая из снов. Нимфа. И впервые я
видел Её лицо. Оковы, окутывавшие меня враз
исчезли… вместе с одеждой… И Она подошла
ко мне. С её губ отлетело только одно слово
– «сюда…». Произнеся его, она по детски
взяла меня двумя пальчиками за
пробудившийся «пламень». И повела вглубь
прохладной полутьмы, парившей здесь. Какая-то
часть моего сознания по привычке
фиксировала окружающее: низкая кровать,
изголовьем у восточного окна, прозрачная
амфора, словно из китайского фарфора, в ней
смутно ощущалось присутствие чего-то
Древнего, Изначального…, и больше ничего –
только белые стены, словно созданные из
отвердевшего тумана. Бывшая на Ней туника
как-то незаметно соскользнула вниз,
открывая взгляду Красоту… И вот уже мы
возлежим на её кроватке (именно кроватке, а
не постели, сам не знаю отчего), она медленно,
словно крылья раздвигает свои коленки
предо мной, и я вхожу всем своим естеством в
Неё. «Змеи!», - молнией проносится мысль,
пришедшая издалека, и вновь ушедшая в
Неведомое. Она отдавалась мне истово,
словно живому богу, словно принося себя в
жертву – яростно и ласково, с таинственной
полубезумной обречённостью. Когда я уже был
готов растаять в накатывающем Взрыве, Она
столь же молча встала, небрежным и
отточенным жестом одевая тунику… А потом
всё пропало… Опять была жара, только города
не было, и лишь бесконечная пустыня, с
горизонтом, никогда невиданным на земле – я
был Один во всей этой Бесконечности… И тут
мир Взорвался, сотрясшись до основания
вылетавшим семенем. Я на мгновение
увидел невесть откуда взявшегося нашего «дока»,
его ожесточённо орущее что-то лицо, успел
даже ощутить боль от нахлопывавших мои щёки
ладоней, услышать столь привычную уху
звуковую мешанину боя… А потом всё резко
отрезало…
Я
сидел у найденного на второй день скитаний
по этой пустыне небольшого источника,
невесть откуда тут взявшегося. Впрочем,
жажда меня не мучила, как и голод. Но быть в
пустыне и не найти воды – такого мои
инстинкты воина позволить не могли.
А
ещё я знал, что надо ждать…
И
он пришёл. Незаметно до банальности. Словно
вспышка света в излучателе оптостанции.
Словом, он был рядом, когда я обернулся.
Долго сидели, глядя друг на друга. Ростом он
был с меня – заметно выше среднего. Русые
волосы, серые глаза, отчего-то непрестанно
казавшиеся половецки синими. Молодой
славянский воин с какой-нибудь Крайны. И
одновременно присутствие мудрости,
глубинного ведовства. Чего-то, что
позволяло в его молчаливо-зорких глазах
зреть тысячелетние дали.
Перед ним лежал свёрток, по размеру – с патрон от ПТР. Через минуту (может и через век) он протянул его мне. Я взял...
Chapter 2
Рукой он обозначил некий жест, означающий, что мне дозволено раскрыть его. В его движении не было высокомерия, нарочитой гордости - он просто пошевелился. Тем не менее ощущение у меня было, как если бы уставший после долгой битвы некий царь вместо того, чтобы идти спать, вынужден принимать в своём шатре невесть откуда взявшегося очредного Героя, охочего до подвигов, смерти и любви. Устало, но без раздражения, снисходительно, но без насмешки.
Ткань свёртка была... ну уж по крайней мере не из палаточно-мешочного брезента. Ласковая на ошупь, и одновременно какая-то неуловимая - словно котенок или ручеёк. Больше всего я мог сравнить её с шёлком, но только с тем самым, настоящим - секреты которого древняя китайская принцесса унесла, спрятав в волосах.
Я развернул. Это была маленькая изящная статуэтка, будто вчера изготовленная озорным флорентийским скульптором и одновременно ощутимо наполненная Временем. Должно быть одна из тех вещей, что носили у сердца рыцари, ханы и конунги - для победы или для гибели. Её лицо, да и вся фигурка - казались странно живыми. Я вздрогнул от внезапной догадки - это была Она.
По лицу моего молчащего собеседника скользнула улыбка - хоть что-то точно человеческое среди всей это красиво-непонятной магии. Он ещё некоторое время смотрел на меня... и снова замер с видом человека, сказавшего всё. Похоже, мне действительно надо было заняться умственной деятельностью - весьма достойное занятие после ярости боя и оргазма. Я снова взглянул на статуэтку - она похоже в этом мне мешать не собиралась. Когда я снова поднял взгляд, набравшись по прошествии нескольких тысячелетних мгновений смелости Спросить, его уже не было. Только я, Она и пространство. Похоже, всё интресное уже случилось, а я, как повелось в России, всё должен постигать задним числом (да простят меня пресвятые Музы за столь плотское сравнение).
Логика во всём этом, конечно же, была - меня убили, но как будто не совсем, совокупили (о, язык человечий!) - тоже не по совести, наконец, мне Что-то дали, не оставив инструкции к применению и списка противопоказаний. А ещё....
Свет, гром, облака, звёзды, губы и слова - вся Вселенная за какой-то миг, словно безграничная река, бурным и ослепительно величественным потоком прошла сквозь меня. Я умирал, вокресал, взлетал и растворялся. Тьма...
Очнулся я от жесткости холодной скалы, едва прикрытой скудной мшистой травой. Вокруг было дыхание, запахи победы и усталости. Я попробовал вздохнуть - получилось, но с трудом, будто вместо легких у меня отработанные фильтры, полные не то песка, не то сажи. Открыл глаза - навстречу вечному апокалипсису Млечного Пути. Полярный вечер. Похоже я находился гле-то вверху, потому что шум прибоя был не громче муравьной поступи. Всё на той же сопке и всё в том же воюющем мире. Но только земные проблемы меня волновали в последнюю очередь. Живой или воскресший - я наслаждался покоем, отсутствием ветра и необходимости что-то делать. По большому счёту и в той пустыне было спокойно, но только скрытое напряжение, вызванное неизвестностью, совсем уж расслабиться не давало. Окрестности горной передовой для этого тоже подходили мало. Но... я почувствовал как слеза робкой струйкой скользнула по моей щеке. Вот те раз. Да уж, магические разговоры и принудительные поиски истины не самый хороший способ держать себя в руках. Но я не плачу, то есть сам-то я ничего такого особо радостного или печального не испытываю, а слёзы текут. Ну вот, кончились уже, а то взял бы, да и застрелился. Нервы...
Рядом лежали раненные. Парня с оторванной по локоть левой рукой я помнил - он был в левофланговом взводе, когда мы бродили по пескам Африки. На войне приобретаешь привычку не заниматься лишними знакомствами - а то сопьёшься на поминках. Большинство армейских друзей - это такие же парни как и я, с которыми можно слегка расслабиться после боя, и в ком можешь быть уверен, что они не бросят тебя подыхать раненым, если будет хоть малейшая возможность на спасение. Иногда появляются и настоящие друзья. Тем не менее, бородинская романтика канула в небытие, должно быть, мы слишком долго общались с Западом. Как бы то ни было, но этого солдата я знал. О других я мог только сказать, из каких они подразделений - я довольно легко запоминал лица, но испытывал сложности с именами. Как зовут Князь-Президента я, конечно же, выучить постарался - "Димитрий I из рода Титовичей".
Кстати я и сам не представился - Дионисий из рода Алаличей, сын Сергеевич. Мог быть Дионисием I. Не выбрали. Но это всё лирика. Сейчас я здесь и тоже вношу лепту в существование России - тем, что убиваю её врагов.
Подошёл "док". Жив ещё, оказывается.
Chapter III
Ничего не сказал, посидел рядом (а я лежал, совершенно ослабевший, счастливый и абсолютно растерявшийся), задумчиво посверкивая глазами, и пошёл дальше, проверять остальных. Похоже все задались целью молчать. Оно и правильно - мёртвым оживать не положено. А именно это, судя по всему, со мной-то и произошло. Или нет, а?
Вскоре я заснул, убаюканный совместной лаской мерного морского шума и шептания крови в ушах. Сон был необычайно отчётлив - целый день после него я не ходил, а взлетал, подхватываемый лунным притяжением. Умирал ли я или нет, но только чувствовал я всё несравненно острее и глубже. Конечно, жучков среди мха я всё равно не различал, но каждый взгляд и каждое движение воздуха были полны теперь скрытой загадочной жизнью.
День прошёл очень путанно - ожидали корабль, который должен был забрать нас. Командование смирилось с потерей Кольского полуострова. Оказывется, мы почти неделю, или около того были единственным российским войском на полуострове.
Покидать места, с которыми ты связан узами смерти всегда очень странно. Словно отрезаешь частицу своего сердца и оставляешь его на камнях, обожжёных болью и пламенем. Словно что-то важное так и недоговорено.
Берег медленно погружается в самого себя. Кажется, что оставляемый кораблём след - это некий провод, через который магия скал и смерти продолжала сжимать серда.
*****************
Разгружались в каком-то маленьком северном порту. Рагружать, кроме людей, собственно, было нечего - материальная часть давно приказала долго жить. Давно отошли в прошлое и надежды на победу. Мы просто продолжали сражаться, несмотря на кровавые поражения и случайные, громкие победы.
Наш отряд не пополняли - нечем. Прислали, правда, нескольких офицеров. Томительный отдых в старых, ещё советских казармах. Свою овеянную магией статуэтку я пока спрятал на дне нового вещьмешка. Оказывется, что тоже не уидивительно, пока я проводил века в "Крайне" (тая я решил называть ту пустыню с её молчащими славянскими хозяевами) то в реальности я провалялся без сознания около двух суток. Смертельно нигде не продырявленный, с загадочной улыбкой на устах. Пока мы плыли, "док" разивал что-то насчёт уникального случая в его практике, клинической смерти и прочих вещей, кои я и без него знал. Но я молчал.
Построение на берегу моря. Национальный и немножко грустный флаг (чёрно-бело-оранжевый), слегка колышущийся под воздействием необычно слабого ветра, дувшего со стороны океана. Несколько речей. Благодарности, награждения. Суета, приятная начинающему маршалу, но не человеку, воюющему почти всю жизнь.
Наконец, перешли к делу - наш Специальный Северный Отряд (уже!) за номером "1" переводится на другой фронт, в состав не менее Особого Ударного Соединения. Опять наступление. С приставкой "контр". Геграфия операции, конечно же, только по прибытии.
Wait
for continuing...